В разговорах о рок-музыке в ходу слово "романтика". Особенно настойчиво оно звучит применительно к В.Цою, которого охотно именуют "последним героем", даже последним романтиком. Слово неудачное, скомпрометированное романтикой революционной, всевозможными "прометеями" и "соколами" социалистической пропаганды. Это все чувствуют, но все же пользуются словом "романтик" за неимением другого, которым можно

было бы выразить особенность "группы крови" альбомов В.Цоя.

В старину слово "кровь" кроме всего самоочевидного означало еще и "род, племя, поколение". Мандельштам сказал о современниках -"До чего они венозны, // И до чего им нужен кислород". Через пол-сотни лет черная, уносящая обветшавшую плоть (уголь) в сердце, кровь поколения "взыграла" в рок-музыке, в частности, группы "Кино". Картина существования рисована углем - "вода здесь горька, // Ты не можешь здесь спать, Ты не хочешь здесь жить". Общее ощущение - жизни не в своей стране, в чужом дому, на положении бедного родственника,"седьмой воды на киселе" к преуспевающим потомкам победившего пролетариата:"Все люди братья мы - седьмая вода// И мы едем не зная зачем и куда". Насилие и вранье государства порождало чувство тяжелой болезни: "Мама я знаю мы все сошли с ума". Венозная кровь циркулировала в большом кровеобороте страны. Не для того ли, чтобы научиться выжигать уголь из крови, судьба провела Цоя через самую настоящую кочегарку. Там отогревались, там пили и пели. Это был тот "низ", где спокон веку царили площадная речь и смех. "Исчадья мастерских, мы трезвости не терпим" (Пастернак). Трезвости действительно не терпели и потешались над серьезностью правившего страной порядка, не щадя ни других, ни себя. В первых альбомах В.Цоя таковы "Алюминиевые огурцы", пара "Бездельников", "Транквилизатор" и пр. В чистом виде, полная самоидентификация с шутом и клоуном - "Ария мистера X" ("Начальник Камчатки").

Даже по перечисленным песням видно, что царицей мира группа "Кино" выбрала Иронию. Эта богиня смотрит в оба, но каждый глаз дает свое изображение действительности: один - какой она себя пропагандирует, другой - какова на самом деле. Отсюда столь частый у Цоя прием построения стиха на антиномиях:

Мы хотели пить - не было воды

Мы хотели света - не было звезды...

Мы хотели песен - не было слов

Мы хотели спать - не было снов

Мы носили траур - оркестр играл туш.

Эти "жалобы" можно воспринять в узком смысле всем понятной иронии над обществом, строившемся для человека, но постореннном не для него. Дело, однако, серьезнее.

Первая строка не случайно почти повторяет Франсуа Вийона ("От жажды умираю над ручьем"), выраженное в них чувство разлада между запросами душевной жизни и человеческого существования старее возраста рок-певца. Не только страна, в которой черт надоумил родиться с умом и талантом, требовала понять, что происходит, само бытие в этом мире проблематично.

Возьмем песню из первого Альбома "45", менее всего цитируемую -"Дерево":

Мне кажется что это мой дом

Мне кажется что это мой друг

Я посадил дерево...

Мне кажется это мой мир

Мне кажется это мой сын

Я посадил дерево.

Песня построена на передаваемой из рода в род мудрости о самом важном в короткой человеческой жизни - посадить дерево, построить дом, родить сына. Одну из красивых метафор, бесчисленных выспренных "мудростей востока" Цой принимает в первичном, реальнм смысле. Простак? Романтик, витающий в облаках? Не совсем: не хуже нас он знает,

что "мое дерево в этом городе обречено". Самое же любопытное - кем обречено. Дерево сломает не "враг", не негодяй, а... школьник.

Школьник - лишь самое обескураживающее проявление непреднамеренной враждебности "города", человеческого сообщества с его множеством индивидуальных воль, страстей и целей. Человеческий социум, "город" - это дикий лес с хищными зверями, джунгли, в которых не ясно как жить.

Я не люблю когда мне врут

Но от правды я тоже устал

Редкая для андерграунда интонация, рзделяющая "реальность", трезвый взгляд на то, что есть, и "правду" как смысл существования. Понятно, как не надо жить, а как надо? Пока деспотическое государство навязывало свою доктриину бытия, ясно было, кто враг. Независимость от него сильно усложнила задачу.

И мы могли бы вести войну

Против тех кто против нас

Так как те кто против тех кто против нас

Не справляются с ними без нас.

Длинная витиеватая строка иронична по отношению к тем и другим,"врагам" и "врагам врагов". Комично мышление "лагерями". Есть нечто комическое в любом групповом, даже "демократическом", беге:

А вокруг - благодать ни черта не видать

А вокруг - красота не видать ни черта

И все кричат:"Ура!"

И все бегут вперед.

Комична, если не грустна прежняя вера в правду коллектива, избавляющая от необходимости личного взгляда на происходящее:

Все говорят что мы вместе

Все говорят но немногие знают в каком.

Ирония испытывает "готовые" ценности, дает свободу в обращении с любыми нормами и понятиями, но вместе стем (оборотная ее сторона) она лишает какой-либо опоры. Черное и белое, добро и зло - все становится относительным, все лишается смысла.

Здесь непонятно где лицо а где рыло

И непонятно где пряник где плеть...

И неясно где море где суша

Где золото а где медь

Что построить и что разрушить

И кому и зачем здесь петь.

Поиск ответов на эти "проклятые" вопросы породил не одно поколение странников, в литературе - метафору "дороги" как восхождения к труднопостижимому. Потому и достоин специального внимания в стихах В.Цоя мотив ухода-возвращения, одиноких гуляний в ночи, под дождем, в тумане "неясности", его поиск кокой-то "звезды", и в то же время, ощущения себя слепым и глухим, не реальным существом, а сном и мифом.

Я пытался найти приют

Говорят что плохо искал.

Был "бесприютен", не в смысле бытовом ,"своего угла", а в духовном.

Поразительно как питерский мальчишка проходил в одиночку тот же путь, которым шла "верхняя" культурная мысль времени через осознание "трагедии эстетизма" романтиков к "экзистенции" Кьеркегора. На отрицании нельзя жить, ибо горизонт виденья ограничивается жесткой связкой с отрицаемым. Нельзя и на чистой иронии, ибо она лишает опоры. Отсюда у В.Цоя ощущение необходимости "Перемен". Это песня "доперестроечная", говорит не столько о политике, сколько о перемене отношения к жизни в самом человеке:

В нашем смехе и в наших сердцах

И в пульсации вен

Перемен

Мы ждем перемен.

Альбом "Группа крови" и стал "новым поворотом", переходом от отрицания к утверждению.

Поколение, выросшее "за шкафом", решавшее гамлетовскую проблему "плыть или не плыть", восторженно откликнулось на призыв исполниться волей к действию, активному поступку, к тому,чтобы все-таки "плыть". Очень хорошо! Но куда плыть? И почему для этого необходимо обозначить "группу крови на рукаве //Мой порядковый номер на рукаве"? Откуда этот, несвойственный автору, военный лексикон? Тут надо понять откуда дует ветер.

Этот ветер нес пыль от солдатских сапог, день и ночь шагавших по Африке, "ветер" Киплинга.Этого одиозного поэта стоит вспомнить прежде всего как "праотца" самой рок-песни. Именно он заложил в Англии традицию современной массовой песни, взлетом которой было творчество "битлов". Певец колониальной политики "ответственного империализма" Англии, Киплинг искал решения всех человеческих проблем в действии, причем выше всего для него было коллективное действие, заставляющее людей подчиниться общему закону. Солдат - воплощение идеи служения какой-то высокй цели, выходящей за рамки собственного успеха. Место завоевателя-цивилизатора у В.Цоя занял молодой человек, который хочет действий, а не сетований - "Дальше действовать будем мы".

Но что значит действовать в устах человека, который "никому не хочет ставить ногу на грудь"? Ответ дан В.Цоем в одном из интервью- "Каждый человек должен изменить прежде всего свою жизнь и себя...Я не считаю, что одному человеку 0под силу изменить жизнь как таковую".

Киплинга создала Индия. В.Цоя корейские гены вели к боевому искусству Востока ("троллейбус который идет на восток"). Индийская культура никогда не проводила резкой грани между человеком и животным. Нет ее и у Цоя ("В каждом из нас спит волк // В каждом из нас спит зверь //Я слышу его рычанье //Когда танцую"). "Зверь" - это прежде всего "естественный человек", противоположность испорченному цивилизацией.(У В.Цоя: "Чтение книг - полезная вещь но опасная как динамит"). Киплинговские звери и люди живут по общему для всего сущего закону - бытия, созданного временем и обычаями (метафора В.Цоя

- "дерево,дом,сын"). Человек сливается с прородой, природа поднимается до человека. Отсюда клич Маугли - "мы одной крови", звучащий в названии альбома "Группа крови".

От Киплинга перенял Цой символику солдата, но дал ему другого противника - Смерть. Как обычный солдат, человек ежедневно рискует жизнью. Отсюда "черный юмор" "Черного альбома" ("Кукушка","Следи за собой"). Но борется человек не за жизнь, ибо не он отмеряет ей срок. Самая трудная борьба - с самим собой. "где бы ты ни был // Что бы ни

делал //Между землей и небом война". Она идет в человеке. Он - "последний герой", единственный, кто волен сделать свою жизнь достойной пребывания на земле.

А жизнь только слово

Есть лишь любовь и есть смерть...

Смерть стоит того чтобы жить

А любовь стоит того чтобы ждать.

Любовь превратила солдата-зверя в рыцаря. В форме рыцарского "романа большой дороги" Киплинг рассказал историю уличного мальчишки Кима и индийского ламы. Лама, благодаря мальчишке, стал лучше видеть людей. Ким учится у него высокой духовности, не просто жить в окружении других существ, а чему-то большему - любви. Через нее он приобщается к человечеству.

С "Книгой джунглей" и "Кимом" рыцарский роман с его мотивом пути-восхождения стал детским "эпосом". На нем выросло поколение "Кино".

Киплинг любил говорить, что в нем живет некий "демон, временами целиком его себе подчиняющий. В.Цой об этом умалчивал, но за него о "том, который с Витькой работал", сказал самый "восточный" из рок-музыкантов Б.Гребенщиков: "он меня всегда потрясал. Это было что-то типа лермонтовского Демона или Манфреда, только гораздо интереснее и приятнее. Огромного масштаба существо, полное неприятия бессмысленности жизни. Собственно об этом и все его песни".