|
"Какая разница между
воробьем?" - вот загадка, то которой сначала нежным прикосновением
проверяешь "крышу" - не поехала ли? Не загадка, а
"евнух", поскольку не содержит ожидаемого члена (предложения), а
именно самого сравнения: разница между воробьем и кем, на худой конец -
чем? А ничем, именно между воробьем! Отгадка известна, но нам важнее не
столько она, сколь само состояние вопрошающего, ибо имеет самое
непосредственное отношение к феномену Петра Мамонова. Ответ на загадку таков:
"Никакой! Правая сторона - все равно что левая".
Повторим на разгоне - "какая
разница между Мамоновым?". Вопрос корректен, т.к. в одной из наиболее
популярных песен Мамонов уже не Мамонов, а "Серый голубь", т.е.
родня воробью. Так какая же "разница"?
С Мамоновым-человеком все в порядке, он
приятно симметричен. А Мамонов в ЗВУКАХ МУ? Приличный (симметричный)
человек не склонен себя оговаривать, склонен себя хвалисть, чтоб и другим
было повадно. Мамонов же - наоборот.
В "Сером голубе" герой
полон самоуничижения:
Я самый плохой, я хуже тебя,
Я самый ненужный, я - гадость, я - дрянь
И-и... я - серый голубь.
Да, заклевали бедного голубя, жалко, ему
нужно наше сочувствие. Не тут-то было. Его клевали-клевали, а он - как незаклеванный:
ЗАТО Я УМЕЮ ЛЕТЕТЬ! Голубь кувыркнулся в воздухе, и мы - в дураках! За что?
А "ЗАТО". Что это за член такой "ЗАТО", что без него мы
презренны, как евнухи, а с ним - "умеем летать"? Крылья, что-ли?
Медведь вот не летает, а зверь вполне ничего! Хорошо, пусть
"крылья" важны, но если уж ты такой серый, то почему чувствуешь
себя голубем, а не тем же воробьем? Казалось бы, какая разница? Изменится
ли смысл от такой подмены?
Я - серый воробей...
Зато я умею летать...
Очевидно, что нет. Что же хотел сказать
Мамонов? Примерно то же, что давно уже сказано дедушкой Крыловым:
Орлам случается и ниже кур
спускаться,
Но курам никогда до облак не подняться.
Так что, у мамоновского голубя в
"родословной" - крыловские орлы и горьковские соколы
("Рожденный ползать летать не может"). Почему же все-таки
"голубь", а не воробей или, учитывая пылкость самобичевания, не
курица, у которой какие-никакие "ЗАТО", а все же есть? Можно даже
заподозрить "самоуничижение паче гордости".
Символика голубя значима только в христианской
мифологии, упоминается в Библии более пятидесяти раз. Одна из ипостасей -
душа, в которой, возможно, и скрыта загадка того "ЗАТО", что
отделяет благородную птицу от курицы или ужа. Но мы его любим не только за
это.
Известно, что рок-музыка долго была
англоязычной. На языке Альбиона pigeon значит "голубь", а также
"простак", "шляпа". То, что проделывает Мамонов,
прекрасно передается фразеологическим оборотом "Shoot at a pigeon and
kill a crow", т.е. стремиться к чему-либо, делая вид, что добиваешься
другого. Так что, у Мамонова - поэта левая сторона не есть зеркальное
отражение правой, напоминает он уже не нечто пернатое, а шута или
скомороха. В костюме этих любимцев публики левая сторона может быть белой,
а другая - красной, т.е. неравенство сторон демонстративно подчеркнуто.
Кстати, crow в имени существительном -
ворона, как глагол означает петь (петухом), выражать радость криком.
Мамонов поет, но уверяет, что он не crow, а pigeon. Нам самим надо решить,
кто же он, а для этого проделать то, что на английском воровском жаргоне
передается оборотом pluck a pigeon - обобрать, "остричь"
голубя-простака, ободрать как липку.
Мы уже видели, что у этого самого
плохого, самого гадкого голубя самоощущение орла и сокола. Но все же имя
ему "МУ".
Я - темный, темный МУ,
Я ничего здесь не могу.
Я - темный, темный МУ,
Я ничего здесь не пойму.
В рифму с именем спросим
"Почему-у-у?". Любой школьник помнит, что Маяковский писал нечто
"простое, как мычанье". Случайно ли нам в звуках МУ послышался
голос Маяковского? Проверим.
В песне "Блюз" сила любовных
страданий "простака" передана через отсчет времени:
"Проснулся я утром//Часов в пять.//И сразу понял://Ты ушла от
меня.//Проснулся я днем//Часа в два...//Проснулся я ночью//Часа в
три..." Тот же мотив у Маяковского: "Приду в четыре",
сказала Мария.//Восемь.//Девять.//Десять".
Похоже? Не то слово. О чем песня
Мамонова? О любви. Одно из значений английского blue - печальный, отсюда
blues - тип печального фокстрота, обыкновенно на тему: "Я тебя люблю,
а ты меня не любишь".
??? ушла; один - человек интеллигентный,
мучается красиво, как Лаокоон, другой - люмпен с запасом слов, равным числу
междометий. Что получилось из этого переодевания: интеллигент, решивший
говорить о любви языком другого социального слоя.
Поскольку простак теперь уже на
подозрении, посмотрим, что скажут нам другие его переводы с русского на
русский. Подходит и "Гадопятикна":
От бизоньих глаз темнота зажглась,
От бизоньих глаз темнота зажглась...
Единый рупь. Единый рупь.
Не разнимут двое. Не разнимут двое.
А в моем дому завелось ТАКОЕ!
Такое...
Последние две строки - чистая цитата из
Цветаевой: "Вот опять окно,// Где опять не спят.//Может - пьют
вино,//Может - так сидят.//Или просто - рук// Не разнимут двое.//В каждом
доме, друг,//Есть окно такое...//Нет и нет уму//Моему покоя.//И в моем
дому//Завелось такое".
Итак, наш МУ не так уж темен и совсем не
прост, способен вынуть из широких штанин не то, что мы думаем, и сделать из
цветаевского стиха чучело, набитое словесной требухой. Такие переводы
называют пародией, в данном случае - злой пародией, свидетельствующей о
резко негативном отношении к автору пародируемого стихотворения.
Чем не нравится Цветаева? Ответ найдем в
песне Мамонова, а гидом к ней - две строки из цветаевского "руки люблю
целовать":
И еще - раскрывать
Двери!
- Настежь - в темную ночь!
Теперь послушаем "Ноль минус
один":
Ну что, теперь тебе лучше?
Других своей ночью мучай.
Другим открывай дверь,
Дверь в свою ночь.
Знаешь, что все это значит -
Вся твоя самоотдача?
Ноль минус один.
В цветаевском стихотворении не
приемлется само чувство, более того, мир чувств, в нем выразившихся.
"Сколько будет дважды два?" -
спросили пациента. - "Четыре, но это меня страшно раздражает".
Мамоновского героя тоже нечто в нашем благопристойном мире страшно
раздражает. Можно думать, что интеллигентный человек заговорил на арго как
раз в пику "нормальному" обществу, в котором живут люди хорошие и
чувства испытывают хорошие (см. "Хорошую песню").
В рок-музыке Мамонов стоит особняком.
Его выступления - это рок-шоу, театр одного актера, театр клоунады,
поскольку актер не только поет, но и паясничает, играет телом и
"щелкает" лицом, словом лицедействует, или, как сказали бы во
времена Ивана Грозного, шалует. Это лицедейство дает нам внешний облик
мамоновского лирического героя. Им оказывается "дурак" в самом
широком спектре его проявлений - от простака до юродивого. Почему именно
эта маска, над которой нельзя не смеяться?
Как теперь уже ясно, источник его
дурачеств следует искать не в медицински понимаемой, а интеллектуальной
наследственности.
Дело в том, что недовольство наличной
действительностью было всегда. Но выражалось оно не в трагических фантазиях
"сюра" и "абсурда", а в смехе с его формами дурачества
и шутовства, с его грубым языком, демонстрирующим богатство значений тех
частей тела, что ниже пупка. Было и сомнение, и недовольство миром,
устроенным человеком, но не самим миром, ибо он устроен Богом и быть
ошибочным не мог. Абсурдным он стал, когда "Бог умер". И если мы
примем "серого голубя" за вестью о том, что Ницше со своим
утверждением несколько поторопился, то поймем, почему Мамонова так потянуло
к хохоту.
Теперь на помойке так пусто -
Разбежались коты.
Теперь на помойке так чисто -
Ведь уехала ты,
На-та-ша...
Сила жизни и чувство красоты у этого
"ассенизатора" не меньше, чем у "детей человечества",
способны превращать мертвое в живое. Вот он стоит у магазина перед
какой-нибудь рекламой духов или колготок. На рекламном листе расположилась
какая-нибудь длинноногая красотка, а он стоит, как Пигмалион перед своей
Галатеей, и зовет ее, зовет оттуда - сюда ("Бумажные цветы"):
Все, что я тебе скажу, все будет из
бумаги...
Ох, как я тебя люблю в универмаге.
У Бернарда Шоу Галатею заменила продавщица цветов.
Я так любил бумажные цветы,
Я так хотел, чтоб голая ходила ты,
Пьяная ходила ты...
Бумажные цветы, бумажные цветы...
Понятно, что Мамонов все время нас
дурачит, метит в пятку, попадает в нос, говорит загадками. Загадка, по
своему исконному строю, рассчитана на посвященного, не знающий
"тайного" языка поймет лишь то, что лежит на поверхности. В
русском дурачестве нагота имела смысл обнаружения правды, раздевания
реальности от покровов этикета, от всей сложной знаковой системы данного
общества. Сходную функцию имело пьянство - обнажение ума от всех
условностей, формальностей, привычек. Поэтому, кажется, вся сила
чувственности обрушена Мамоновым на бутылку:
Бутылка водки, ты была так нежна,
Прозрачна, изящна и нежно светла.
К тебе поневоле тянул свои руки,
Корчась от боли и любовной муки.
Бутылка водки! Бутылка водки!
Надобно напомнить, что дурацкий мир,
обратный по отношению к нормальному, смеется над этим нормальным
первообразом только потому, что соотносит его с миром идеальным.
Шутовство - международно, есть во всех
культурах. Но почему тот же Брайан Ино, один из первых европейцев оценивших
манеру Мамонова, сказал, что ничего похожего не знает? Как зрелище и как
феномен мамоновский спектакль должен рассматриваться в сравнении не с
современными видами искусства увеселений (будь то комедия, цирк, пародия
или сатира), а с тем, что существовало на Руси несколько веков назад. В нем
была форма шутовства специфически русская. Вот песенка про Машу с трижды
повторяемым фрагментом: Ша, ша, Маша,/Хороша Маша,/Ша, Маша,/Маша, Ма.../Не
наша Маша.
Этот "припев" - бормотание
первоклассника, постигающего по букварю премудрость буквы "М".
Эдакий взрослый ребенок бранит неверную свою Машу. Возьмем
"Крым":
Стою в будке, весь мокрый, слишком
жарко.
Стою жарко, весь мокрый, слишком в будке я.
Стою весь в будке, слишком мокрожаркий.
Весь в будке слишком мокро стою.
Крым - Мырк<Арма>!!!
Крым, Крым<Армарка>...
То ли от жары мозги поплыли, то ли
вообще такие, то ли с горя от ума. По речи, совмещающей бормотанье ребенка
и умного безумца, мы бы назвали его юродивым. Юродство как зрелище и было
тем, что теперь называют театром одного актера.
Мамоновского героя называют шутом,
скоморохом, дебилом, реже - юродивым. Реже - потому, что представление о
феномене юродства, утратившего признание Церкви в XVII веке, достаточно
расплывчато. В жидейском сознании юродство непременно связано с душевным
или телесным убожеством, с бессвязной речью, в которой, помимо воли
говорящего, может содержаться нечто глубокомысленное. Менее известно, что
изначально юродство было актом сознательного выбора жизненного пути,
"самоизвольным мученичеством", труднейшим христианским подвигом,
"теоретическое" обоснование которого находили в словах апостола
Павла: "Мы юроди ради Христа".
Эта цитата возвращает нас к теме голубя,
т.е. к той цели, на которую, с нашей точки зрения, направлено все
"антиповедение" Мамонова. Она состоит в том, чтобы, подобно
юродивому, "ругаться горделивому и суетному миру", обливать
пороки человека. В одном из интервью Мамонов обронил фразу о том, что в
рок-музыку его привело беспокойство за душу человека, свою в частности. То,
что именно эта муха (а не пчела) его укусила, видно из песни "источник
заразы". Основную смысловую нагрузку несут три строки:
Муха - источник заразы?
Не верь, это не так!
Источник заразы - это ты.
По какой канве вышит этот упрек-загадка?
Вместо комментария приведем такую "забавную историю":
"Скажи, юродивый, кто лучше -
собака или ты?" - Собака не может преступить заветов божьих, - сказал
юродивый, - значит, если я или ты не преступали этих заветов, мы лучше
собаки, а если мы с тобой преступали эти заветы, собака лучше нас". По
той же модели муха лучше человека, стремящегося к стерилизации материальной
и духовной среды обитания, Сама жизнь оказалась стерилизованной, лишенной
вкуса, цвета и запаха. С нее следует "взять расчет". Не к
стерильности, а к внутренней чистоте должен стремиться человек, как
мамоновский плясун буги-вуги:
Стал я чистым, чистым,
чистым с той поры,
Как взял расчет.
Как взял расчет.
Не суть важно, является ли истовым
христианином Мамонов лил нет, важнее, что вполне узнаваемая нами система
нравственных координат определяет смысл и образность его рок-театра. Если
бы не она, то как мог бы мамоновский герой высказать одно из самых странных
своих мечтаний:
Но стоит утихнуть этому дню,
Лечь и поесть хлеба,
Стоит уснуть, и во сне я пою -
Это лифт на небо,
Это лифт на небо.
Считается, что каждое поэтическое
поколение ориентируется не на "отцов", а не "дедов"
поэзии. Мамонов нашел себе учителей в пра-пра-прадедах, заставил
плодоносить глубокие подсознательные пласты национальной культуры. Поэтому
мамоновского дурака чувствуют, даже не понимая, любят за голубиную чистоту
и детскую простоту души, за свободу слова и поведения, за напоминание о
нравственном идеале - при очевидном торжестве в нашей действительности
нравственных суррогатов.
|
